По волнам поколений
Светлой памяти моих дедушки Якова Иосифовича (1918-1993) и папы Юрия Яковлевича (1945-2023).
Дедушка мой родился в Херсоне через год после Октябрьской революции. Выросший на Днепре, он с детства грезил морями, окончил Николаевскую мореходку, был мотористом на сейнерах, доходил даже до Шпицбергена.
Потом деда призвали в Красную Армию. Служил на советско-польской границе в городке Рава-Русская. Уже должен был демобилизоваться, но тут грянула Великая Отечественная. Его часть приняла бой с фашистами одной из первых и, понеся большие потери, отступала, а потом попала в окружение. Дедушка оказался в фашистском плену, откуда ему после долгих месяцев пыток и издевательств чудом удалось бежать к нашим.
А затем — проверки НКВД («русские в плен не сдаются»), каторжная работа на восстановлении затопленных шахт Донбасса. В конце 40-х он с женой и сыном (моими бабушкой и папой), два десятилетия жили в Забайкалье, пока в 60-х не приехали в Ессентуки. Дедушка до пенсии работал в строительно-монтажной отрасли, и на корабли уже не вернулся никогда.
Но любовь к морю он пронёс сквозь всю жизнь. Остались флотские друзья в Николаеве и Одессе, которых он периодически навещал. Многие из них ходили «в загранку», и дедушка после встреч с ними дарил мне, тогда ещё школьнику, различные сувениры — когда монетку из далекой страны, когда брелок с непонятными письменами, когда какую-нибудь забавную игрушку. Помню, меня очень удивил «Мешок смеха» — небольшой красный бархатный мешочек с изображением хохочущего человечка. Погладишь ему живот — из мешка начинал разноситься заливистый смех. Внутри был небольшой приборчик с кнопкой, после нажатия на которую включался мини-проигрыватель. Но я больше всего ждал что дедушка в очередной раз привезёт мечту всех тогдашних детей — пачки жвачки, чаще всего американской «Бруклин» или корейской «Хай Тай».
И вот однажды, вернувшись, он достал из портфеля настоящий макет корабля! Чаще такие делают в бутылках, но этот стальной трёхмачтовый красавец был закрыт в коробке из оргстекла. Сверкающий серебристый корпус, паруса, позолоченные снаружи и покрытые суриком изнутри, игла бушприта и развевающийся вымпел с раздвоенным концом из тонкой латуни — все это мне тогдашнему школьнику брежневской эпохи, напоминали романы Грина. Зурбаган и Лисс, капитан Грей и ждущая его Ассоль…
Конечно, в начале 80-х никакого интернета не было, а по телевизору шли только две программы. Но я был мальчик пытливый и до чтения охочий, а потому решил выяснить, что же за корабль скрывался в прозрачной коробке. Может, это бригантина, а, может, каравелла? Вооружившись «Детской энциклопедией» и взяв в библиотеке справочники по истории кораблестроения, начал их изучать.
И тут меня ждало разочарование. Оказывается тип этого корабля назывался… «корабль». Именно так — «не назвать ли нам кошку Кошкой», как в детском стихотворении Маршака. «Корабль имеет прямое вооружение на всех мачтах (числом три и более). Основной рангоут корабля состоит из трёх или более мачт, реев на всех мачтах, гика и гафеля на бизани и бушприта», — так было написано в умных книгах. У моего красавца было по три паруса на фок- и бизань-мачтах, четыре — на грот-мачте, и ещё три кливера спереди. И я с жадностью поглощал морскую терминологию, слова, звучавшие как заклинания — все эти грот-марсели, фока-трисели, крюйс-трюмсели и фор-бом-брам-реи. Повторяя про себя эти названия, я мечтал о тёплых морях и далёких островах, о том, что, когда вырасту, передо мной откроется прекрасное коммунистическое будущее и я смогу объездить весь мир.
Когда дедушка умер, мы с родителями разбирали его вещи и среди прочего нашли коробку с кораблём. Папа забрал его себе в память о своём отце. Теперь модель стояла на почётном месте в зале родительской квартиры, в центре рижской стенки «Астрида» рядом с часами и хрустальной вазой.
Времена изменились, перестройка пришла и прошла, СССР распался, а коммунизм так и не наступил. Я закончил институт и теперь приходилось думать не о далёких путешествиях, а о том как заработать на кусок хлеба в наступившие 90-е. Смотря на корабль, я теперь вспоминал счастливое детство, бабушку и дедушку, и о том, как часто ты не ценишь то, что есть, начиная ценить его, лишь когда потеряешь. А блистающий золотом и серебром корабль в коробке из оргстекла знай себе плыл по волнам поколений…
Одна из последних моих встреч с папой была сразу после Нового года. В ушедшем году мы похоронили маму и папа сразу сдал, будто из него выдернули стержень — ведь они с мамой прожили больше полувека. Посидели, поговорили, выпили, закусили, проводили ушедший год и пожелали, чтобы наступивший нам принёс только хорошее. Я подарил папе дежурный подарок — пену для бритья. А он неожиданно достал прозрачную коробку с кораблём, протянул мне и сказал: «Возьми, сынок, на память. Может быть, на этом корабле когда-нибудь ты уплывёшь далеко-далеко…» .Так неожиданно и трогательно, что на глазах у меня выступили слёзы. Только потом я понял — это было его завещанием. Через полтора месяца моего папы не стало.
Теперь корабль нашёл свою гавань у меня на полке над книжным столом. Он всё так же сверкает, хотя за четыре с лишним десятилетия оргстекло немного помутнело, позолота потемнела, а один из парусов — фок — покосился. И теперь вид этой модели вызывает во мне воспоминания не о тёплых морях и далёких островах, на которых мне удалось-таки побывать, а о прожитой по большей части жизни, о родителях, которых так не хватает, и о том, что груз летначинаешь ощущать тогда, когда некому назвать тебя «сыночек»
Корабль плывёт по волнам уже третьего поколения, но, похоже, это его последнее плавание. Передать его дальше мне будет уже некому.
Осип КИРЗОН, г. Ессентуки. Фото автора.
Опубликовано 23.02.2024, 12:39
